Хатхор Маат (англ. Hathor Maat) был капитаном 3-го братства легиона Тысячи Сынов в последние годы Великого крестового похода и начала Ереси Хоруса.
История[]
Хатхор Маат был магистром культа Павонидов и одним из героев битвы за Просперо. Хатхор Маат присоединился к клике колдунов Азека Аримана, поклявшегося остановить проклятие Изменения Плоти. Маат погиб на Никее, когда сподвижники Аримана пытались вернуть один из осколков души примарха Магнуса.
Великий крестовый поход и Ересь Хоруса[]
Хатхор Маат вступил в ряды Тысячи Сынов после того, как они воссоединились со своим потерянным примархом на Просперо. О его ранней службе в рядах Легионес Астартес мало что известно. В рамках подготовки все капитаны братств Тысячи Сынов направлялись в другие легионы, чтобы изучать их путь и углубить понимание Галактики. Так Маат впервые появляется на страницах истории будучи прикреплённым к Детям Императора в их первые дни, когда III легион сражался плечём к плечу с Лунными Волками. Как рассказывал сам Маат, он привлёк внимание Фениксийца своими идеально точёными чертами лица и не раз сражался под его командованием. Самой ценной наградой для Маата стала Клятва Момента, полученная от Фулгрима, и прикреплённая к силовому доспеху космодесантника, когда он прощался с Детьми Императора, чтобы вернуться на Просперо.
К концу Великого крестового похода, Маат уже получил почётное звание капитана 3-го братства и служил в качестве магистра храма культа Павонидов. Он стал одним из немногих выживших после уничтожения Просперо. Позже Маат присоединится к тайному кабалу Азека Аримана, который намеревался провести могущественный ритуал, чтобы остановить мутации Изменения Плоти, терзавшие остатки легиона в Оке Ужаса.
Смерть[]
Маат сопровождал Аримана в его поисках осколков души Магнуса, представленных различными аспектами личности примарха, которые образовались после того, как Леман Русс едва не убил его на Просперо. Однако, во время путешествия, он начал страдать от Изменения Плоти. Заключив сделку с высшим демоном Афоргомоном и чемпионом Детей Императора Люцием, которые сопровождали соратников Аримана, Хатхор Маат научился сдерживать Изменение Плоти, принося пленников в жертву тёмным силам. Афоргомон, манипулировавший Маатом, заставил его изменить одну строку в «Книге Магнуса». Тем не менее, когда клика Аримана наконец обнаружила осколки Магнуса на Никее, Изменение Плоти окончательно одолело Маата. Ариман согласился принести Афоргомону в жертву Хатхор Маата, позволив демону завладеть его телом, ради получения силы, с помощью которой он мог бы возвратить одну из потерянных граней души их генетического отца.
- «— Отступись, Ариман, — потребовал Толбек.
Даже Санахт — верный Санахт — смотрел на Азека со страхом.
«Сколь же низко я пал, если внушаю ужас даже моим братьям...»
— Такова плата за жизнь нашего отца, — произнес корвид, воздев посох. — Другого выхода нет.
— Что бы ни пообещал тебе демон, он лгал, — заявил пиромант. — Ты знаешь это, Азек. Нельзя доверять ни единому его слову.
— Я не доверяю, но он обладает силой, которая нужна мне сейчас, и больше, чем когда-либо.
Ариман обвёл соратников взглядом. Каждый адепт владел могучим даром того или иного рода, так чем же руководствовался Афоргомон, выбирая одного из них?
Не найдя ответа, Азек подошёл к павониду, который стоял на коленях, свесив голову на грудь, и резко, судорожно дышал.
— Хатхор Маат, — сказал корвид.
Легионер поднял глаза, и Ариман почти утратил решимость при виде гримасы беспримесного испуга на бледном лице брата. Мышцы Хатхора шевелились под влажной, липкой кожей, пучившейся бугорками опухолей.
— Помоги... мне... — выдавил Маат.
Толбек шагнул к нему: адепт Пирридов уже переводил свой разум в боевое состояние.
— Азек, не надо, — попросил мечник, обнажив клинки на длину ладони. — Он же один из нас.
— Скоро это изменится. Хатхора охватило Изменение Плоти, его жизнь подходит к концу. Мы просто избавим его от страданий.
— Тогда позволь мне подарить ему чистую смерть, — предложил Санахт. Чёрный и белый клинки с мелодичным свистом покинули ножны. — Разреши Маату умереть с честью, как легионеру Тысячи Сынов, а не подношению этой... твари.
— Нет, — ответил Ариман, уже зная, что произойдёт дальше.
Мечник рванулся вперёд, вокруг ладоней Толбека взревело пламя.
Азек на мгновение снял обереги, сковывающие хеку, и частица мощи Алого Короля перетекла в плоть корвида — казалось, по его жилам пронёсся поток жикзота.
Эффект наступил мгновенно.
Ариман сжал кулаки, и огонь пиррида бесследно угас. Толбек пошатнулся так, словно из его души вырвали нечто жизненно важное, и повалился наземь, жадно хватая воздух широко раскрытым ртом; его дыхание наполнилось могильным холодом.
Клинки Санахта повело в сторону, и корвид почувствовал досаду мечника, его гнев на взбунтовавшиеся мышцы. Ариман направил в тело воина ещё один импульс энергии, и тот спазматически дёрнулся, будто марионетка в руках помешанного.
— Мне жаль, братья, — сказал корвид.
Сумеречная пелена обволокла Хатхора Маата и поползла внутрь него, словно облако крошечных светящихся мушек, проникающих в каждую пору кожи.
Павонид резко выпрямился и взмыл над полом, повинуясь наполняющей его потусторонней энергии. Челюсти его раздвинулись, пластины доспеха треснули под натиском изнутри: тело Хатхора разрасталось до невообразимых размеров. Рот превратился в рваную рану, окружённую лопнувшей кожей и мышцами. Жуткая щель извергла пронзительный зловещий крик, словно хором каркнула тысяча вороньих стай, и голова воина раскололась вдоль. Обе половины черепа, окружённые кровавым туманом, начали изгибаться и увеличиваться, меняя цвет с бледно-костяного на сочно-голубой.
— Что ты натворил? — воскликнул Санахт, глядя, как извивающееся тело павонида испускает яркие лучи эфирного сияния.
Хатхор резко нагнулся вперёд, его спина разделилась напополам, и чудовищно раздувшиеся мышцы трансформировались в пару птичьих крыльев, которые вырвались из-под кожи в фонтанах крови и хрящей.
Новое вместилище Афоргомона продолжало расти: ноги Маата, дробясь и ломаясь, вытянулись в кошмарные, сгибающиеся назад оперённые конечности с когтистыми лапами. Два аморфных кровавых сгустка над плечами Хатхора удлинились и, перевиваясь наподобие новорождённых гадов, приняли форму вытянутых змееподобных шей. Оканчивались они бугристыми наростами, которые непрерывно колыхались, словно родильные коконы.
Из лопнувших оболочек появились на свет две головы с эбеново-чёрными клювами и глазами, полными неизъяснимой злобы. Они хором издали визгливый вой, расколовший реальность, и все демоны в чертоге пали ниц, выказывая почтение восставшему среди них могучему князю Пантеона.
Теперь над Ариманом возвышался двуногий крылатый монстр, чьи маховые перья отливали лазурью. Его одинаковые головы опустились, и одна вперилась в корвида пронзительным мёртвенно-белым взглядом, а другая забормотала бесконечные нелепые вирши со скрытым смыслом.
— Ты ищешь могущества, Азек Ариман, — произнесло чудовище. — И ты получишь его.»- – Грэм Макнилл, «Алый Король»
Фразы Хатхора Маата в игре Horus Heresy: Legions[]
| Название | Фраза |
|---|---|
| Это сражение будет прекрасным (англ. This battle will be beautiful). | |
| Как вверху, так и внизу (англ. As above, so below). | |
| Прежде всего мы — Легионес Астартес, потом уже псайкеры (англ. Legiones Astartes first, psykers second). | |
| Избавь меня от театральности (англ. Spare me the theatrics). | |
| Полагаю, ты можешь сделать что-то получше этого (англ. Surely you can muster something better than that)? | |
| Без моей биомантии ты был бы мертв (англ. Without my biomancy you would be dead). | |
| Какой бы ни была цена, я с радостью заплачу её (англ. Whatever the price, I'll pay it gladly). | |
| Ещё. Мне нужно ещё (англ. More. I need more). | |
| Ты придерживаешься старым путям... но они сгинули (англ. You cling to the old ways... But they're gone). | |
| Я не собираюсь сдерживать свою силу (англ. I won't hold my power back)! | |
| Неужели ты не видишь лицемерия, бросатель рун (англ. Can't you see the hypocrisy, rune-thrower). | |
| И за это мы должны страдать (англ. And for that we must suffer)? | |
| Кровь юных сохранит мою красоту (англ. The blood of the young will keep me beautiful). |