«Солнечная война» (англ. The Solar War) — первый роман серии «Осада Терры».
Аннотация[]
После 7 лет ожесточённых битв чудовищная междоусобная война, названная Ересью Хоруса, наконец приближается к завершению. Теперь взор Воителя обратился на Терру — Тронный мир и средоточие власти его отца. Хорус жаждет лишь одного исхода — смерти Императора и полного подчинения Империума. Мятежный сын принял Хаос, став его вознесённым сосудом, и собрал под свои знамёна несметную армию, призванную вершить его волю и возмездие. Но путь к Трону предстоит нелёгкий, ибо защищает его примарх Рогал Дорн — Преторианец Терры и главнокомандующий обороной. Прежде всего Хорус должен бросить вызов самой Солнечной системе, её многочисленным армадам и крепостям. Лишь победив в Солнечной войне, Хорус сможет ступить на землю Терры. Тем знаменуется 1-й этап величайшего сражения за всю историю человечества.
Послесловие[]
— Я помню и годами пыталась удержать эти воспоминания.
— Что? Почему?
— Потому что это важно.
Потому что это важно... Эта мысль не оставляла меня, пока я работал над «Солнечной войной». Часть меня не могла поверить, что мы здесь, занимаемся «Осадой Терры», а другая часть, конечно же, считала это неизбежным. Но одно мне было совершенно ясно: эта история важнее всего, написанного мною для Black Library.
Но почему?
Ответ кажется очевидным, не так ли? Я имею в виду, первая книга в самой ожидаемой части самой большой серии научной фантастики является важной, разве нет?
Да, но когда я начал долгий процесс исследований и планирования, то обнаружил, что причина не в том, почему это важно для меня, или почему я считаю, что это важно для вселенной, в которой происходит. Найденные мною ответы на эти вопросы стали кровью и костями книги, которую вы держите в руке.
Космический и вечный конфликт
Он ждал. Он всегда ждал. В этом месте не было ни времени, ни истины, если только силы в его течениях не вызвали их в бытие своим снами. Здесь истиной была вечность.
«Осада Терры» — это не просто битва, которую ведут оружием и мечами; это битва, которая находит отклик в разных измерениях. Это не просто последняя битва между верными сыновьями Императора и теми, кто восстал против него. Это история о Хаосе, который пытается поглотить человечество. Когда Хорус встретится с Императором клинком к клинку — это станет битвой, которая имеет огромное символическое значение во вселенной Warhammer 40,000. Она важная не только из-за того, кто в ней участвует, но и из-за своего значения. И значит она всё.
Это чувство мифического веса было тем, о чём я много думал в преддверии написания «Солнечной войны», и тем, о чём писатели «Осады Терры» долгое рассуждали между собой. «Осада» состоит из двух битв: первая происходит в варпе, битва символизма, магии и мифов; и ещё одна битва по эту сторону от теней, битва крови и стали.
Эти две стороны битвы нужно было показать с самого начала «Осады», и не только потому, что они представляются определяющими, но и потому, что они повышают ценность поставленного на карту: речь идёт не о Империуме, Императоре или Терре, а о человечестве, теле и душе.
Этот космический конфликт является настолько важным, что я решил начать «Солнечную войну» и, следовательно, всю серию «Осады Терры» с Хорусом и богами Хаоса, которые противостоят Императору в варпе.
Темнота стала лесом, тёмные стволы тянулись к недостижимым небесам, корни выползали и падали в разверзшуюся внизу бездну. Человек на троне сидел на заснеженной земле, перед Ним горел огонь. Тень вышла из мрака между деревьями. Огромная, с соболиным мехом и серебряными глазами. Приближаясь, она тянула за собой свою собственную тень. Она остановилась на краю света.
В этой сцене, как и в других сценах в варпе, что содержатся в книге, и Хорус и Император превращаются в символические фигуры. Император специально показан обычным человеком. Он — не фигура в золотых доспехах, а сидящий на троне мужчина. В этот момент Он — каждый человек, факт, который подчёркивается, когда мы видим в нём проблески других образов.
...мгновение с хромового трона на Него смотрела железная фигура с подобными печным горнилам глазами. Затем она исчезла, и отражение превратилось в размытое пятно сменявших друг друга изображений: золотой воин с обнажённым мечом перед вратами исполинской крепости; фигура пред зевом горной пещеры; мальчик с палкой и страхом в глазах; королева с копьём на вершине утёса; орёл с десятью крыльями, вздымавшимися в расколотых громом небесах — дальше и дальше, изображения падали друг на друга, как падают рубашкой вверх подброшенные в воздух карты.
Император поставил себя на место всего человечества — одинокий, сильный, дерзкий, высокомерный и столкнувшийся с неодолимым врагом. Хорус и силы Хаоса приняли форму волка, образ, который повторяется в «Солнечной войне» в сценах в варпе, снах и моментах, когда космический конфликт выплёскивается в реальность.
Он заставил себя выпрямиться.
За спиной он услышал вой волков. Он остановился и обернулся. Свет горящего факела в его руке слегка дрожал на ветру.
— Сынок. — Он повернулся. Там, у открытой двери, стояла его мать. Позади неё он увидел белый снег и чёрное небо. Силуэты, напоминавшие растянутые тени колонн, цеплялись за серебряный круг луны. Это были деревья? Так выглядел лес?
На этот раз раздался смех, громкий и высокий смех, который мог принадлежать Нилу, или Киилер, или Локену, или вою волков в снежном лесу.
Это старые идеи и символы, которые являются ключом к очень примитивным понятиям угрозы и выживания: холоду, голоду, тьме, одиночеству и знанию, что есть что-то, что хочет сорвать плоть с наших костей, что-то, что мы не можем увидеть. Ночной лес и вой волков снова и снова встречаются в мифах, сказках, искусстве и художественных произведениях. Всё дело в страхе. Самых древних страхах, которые преследовали людей до того, как мы обрели знание и сумели отбросить тени как всего лишь тени. Считается, что в Warhammer 40,000 боги Хаоса выросли из страхов и желаний разумных существ. Они существуют, потому что люди смотрят в темноту и верят в кошмары. Они — наши страхи в крике на холодном ветру.
Я показал этот образ в каждой из трёх интерлюдий в варпе: лес, темнота и волки возвращаются каждый раз, но каждый раз отбрасывавший их свет становится меньше и слабее. Этот огонь, как мы надеемся, очевидно, является психической силой Императора. Его душа буквально удерживает богов Хаоса, но шаг за шагом она сжимается, становится всё меньше, и тьма подступает ближе.
Мужчина у костра медленно поднимает голову. Он выглядит старым. Его кожа покрыта морщинами и сморщилась от времени, Его волосы белые, но глаза чёрные от края до края, словно дыры, оставшиеся для глаз в бронзовых статуях мёртвых эпох.
— Ты больше никогда не бываешь один, — отвечает Он и смотрит на тени деревьев. — Я вижу тебя, — говорит Он темноте. На мгновение пламя костра ярко вспыхнуло. Искры взметнулись вверх и свет стал не тусклым, а ослепительным. Сияние вспыхивает в пространстве между голыми ветвями и стволами. Твари с перьями и мехом, чешуёй и костями сжимаются и рычат. Но они не отступают и после того, как свет гаснет, тени текут обратно, всё теснее окружая затухающее пламя.
— Лицемерие и высокомерие, отец, — произносит Хорус.
Теперь стоит кое-что сказать об Императоре в этой картине. Он — неповиновение человечества перед лицом страхов и тьмой. Но, приготовьтесь, это не делает его «хорошим парнем» — это просто делает его личностью. Слова, сказанные Императором богам Хаоса, и слова, сказанные Хорусом Императору, содержат в себе больше, чем зерно истины. Император — деспот и тиран, и тут мало в чём можно сомневаться. Он совершил ужасные поступки в погоне за тем, что считает окончательной победой — триумфом над эпохой былой тьмы, которая преследует человечество. И что важно — он один. Даже в сцене, где мы видим, как он психически встречается с Малкадором, возникает ощущение расстояния и изоляции. В основном говорил Малкадор, а Император сказал очень мало.
Мужчина в золоте поднял свою миску и делал маленькие глотки, не отрывая взгляда от собеседника.
— Мне жаль, что пришлось позвать вас сюда, — сказал человек в золоте, когда в миске старика остались только крошки, — но нам нужно поговорить. — Мужчина в чёрном вытер рот тыльной стороной ладони. Его глаза на обветренной коже лица казались чёрными глубинами. — События всё ускоряются и ускоряются, — продолжил молодой человек. — До сих пор атака идёт так, как мы и ожидали. Но есть что-то ещё, что за пределами этого...
Он взвалил на себя бремя и не включил других в этот круг света. Он один в темноте смотрит на возможность того, что он не спас человечество, а поставил его на грань уничтожения. Он — несовершенный. Он — человек. Его ошибки — это ошибки человека, обладающего силой бога.
Кровь и жертвы
В этой истории всегда было много разрушений и много смертей, они неотъемлемая часть вселенной Warhammer 40,000. Но я не хотел, чтобы они выглядели поверхностными. Я хотел, чтобы ход войны и её цена в жизнях шокировали и вызывали эмоции. «Солнечная война» — это история о том, насколько быстрой и жестокой может быть смерть и как много и как мало она имеет значения в событиях такого масштаба. Я хотел, чтобы цена этой войны была мрачной и правдивой. Героизм и выдающиеся поступки никуда не делись, но я хотел создать ощущение, что они были просто вспышками в море огня.
Поэтому, чтобы показать эту безжалостную смерть, я намеренно приложил усилия к включению и созданию персонажей, которые не доживут до конца книги, и чьи смерти наступят не в момент героизма или злодеяний, а просто наступят. Садуран, Джубал хан, Век, Борей, Аксинья: все они могли остаться в живых, следуя извилистым путям перемен и откровений, но вместо этого их жизни закончились там, где закончились, оборванные, потому что такая война и такая история.
Возможно, я никогда не думал об этом больше, чем в тот момент, когда Век умирал с молитвой о защите на губах:
— Тебе нужно только доверять...
Век мысленно увидел лица Мори и Нуна, более чёткие, чем двигавшиеся рядом красные тени.
— Этот жив, — раздался совсем рядом голос. Век неожиданно понял, как вокруг тихо. Лампы по-прежнему мигали, но не было никаких сигналов тревоги и криков...
— Просто доверять? — спросил он. — Не так уж и много.
— Это всё, — ответила она. — Это — всё, любимый.
— Император... — сумел выдавить он, услышав булькающие звуки и скрежет в своих словах. Ствол оружия заслонил всё остальное. Он смотрел на опалённую внутреннюю часть ствола. — Император за...
Он должен был выжить, не так ли? Это было бы хорошо, обнадёживающей историей, но наша история о том, где подобной надежды и веры недостаточно, и реальность такова, что она закончится кровью, жертвами и потерями.
В противоположность этому, Борей умирает так, что можно было бы назвать смертью героя, но в конечном счёте, всё что осталось, чтобы придать смысл этому моменту, — связь между ним и его боевыми братьями.
— Вы... искупите... прожив... до... до последнего... удара... меча. — Что-то в обломках мяса и искорёженной брони пошевелилось. Возможно, рука попыталась вытянуть и сжать пальцы, или просто дрожь жизни, убегающей от удерживавшей её воли. — До... последнего удара... меча... Поклянитесь мне.
— Я клянусь тебе, — сказал Сигизмунд.
Машины остановились. Высокий вой сменил булькающее шипение и стук.
— И вы... мой... мой брат... — произнёс Борей. Его глаз на мгновение прояснился, взгляд стал таким же твёрдым, как и смотревшего на него Сигизмунда. — Навсегда.
За каменными стенами помещения, за корпусом мчавшегося сквозь вакуум корабля, за следовавшими за ним кораблями флота вращалась Солнечная система, безмолвная и равнодушная.
Война не остановилась из-за этих смертей, а продолжила идти вперёд, не оглядываясь.
Всё возвращается к началу
— Вот так я поступаю с тиранами и обманщиками, — пророкотал низкий голос.
Локен поднял взгляд на возвышавшегося над ним бога.
— Луперкаль... — только и смог он пробормотать.
Божество улыбнулось.
— Можно опустить формальности, капитан, — прошептал Хорус.
Почти полтора десятилетия и более 5 000 000 слов прошли с тех пор, как Хорус впервые произнёс эти слова на страницах «Возвышения Хоруса». С тех пор многое произошло. Поэтому первым моим решением, когда я взялся за написание этой книги, было сделать одним из центральных персонажей человека, который вместе с Гарвелем Локеном начал всё это: Мерсади Олитон. Она, почти буквально, воплощает в себе дух тех ранних историй, совершающих последнее путешествие через эти страницы. И разумеется её первое появление в «Солнечной войне» было намеренным повторением её первой встречи с Локеном в «Возвышении Хоруса»:
— Как я понимаю, у тебя имеется история, — сказала она. Перед нею стоял волк, мех на его спине серебрился под лунным светом. — История, которая представляет особый интерес. Я бы хотела её запомнить и передать следующим поколениям.
Волк повернулся, на его губах появилась грустная улыбка.
— Какая история?
— О Хорусе, убившем Императора.
Мерсади Олитон проснулась от сна-памяти, по её лицу тёк пот.
Мерсади удерживает нити сердца «Солнечной войны», как это было в первых книгах Ереси Хоруса. Она видит темы истории и Вселенную, которые переплетаются в книге. Она, в некотором смысле, читатель, как и мы: человек, который смотрит на огромную Вселенную и обращает внимание на те моменты, где она касается жизни обычных людей.
— Поскольку есть архипредатели и святые, то надежда — это их царство, царство космических перемен, резни и горя. Именно они те, кто определяет завтрашний день и наступит ли этот «завтрашний день» вообще. Мы — люди, господин Век. Наши жизни имеют значение только количеством. Нам остаётся только мечтать, отчаиваться и цепляться за то, что у нас есть, но всё это живёт только в нас. Наша надежда — принадлежит только нам, и если Вселенная отвечает, то делает это случайно. Вот почему люди молятся Императору и называют мою давнюю подругу святой. Потому что в глубине души они знают, что никак не могут повлиять на великий ход событий.
— У вас очень безрадостный взгляд для человека, который утверждает, что хочет помочь сохранить последний бастион человечества.
Этот человеческий взгляд, субъективный и ограниченный, является одной из отличительных черт Ереси Хоруса с самых ранних рассказов. Мерсади не может увидеть всего происходящего. Она проходит сквозь огромный и ужасный конфликт, который растёт, а не уменьшается, и мы видим его из глаз того, кто смотрит на полубогов, разрывающих на части само существование.
Прибытия и окончания
Итак, мы всё ещё здесь, и есть ещё немного, что можно рассказать об Ереси Хоруса, немного, если сравнивать с уже написанным, но много, если взвесить на весах. Если позволите, у меня остался ещё один момент, которым я хочу поделиться, несколько личный, но такой он и есть.
Я годами жил историями Ереси Хоруса, написал несколько из них, говорил о них, спорил о них, и за это время завёл отличных друзей. Порой я не верил, что мы её закончим, и один из нас так и не увидел, что мы сделали.
Всё это прошлое создаёт силу, которая давит на последний цикл историй грузом времени и прожитых жизней, воспоминаний и надежд, которые сработали лучше, чем осмеливались думать, или остались непрожитыми. И эти воспоминания и жизни не только мои или тех авторов, которые их написали; это ваши жизни и ваши воспоминания.
Эти последние несколько историй важны, потому что все мы прошли через годы и бесчисленные слова, и вот наконец мы здесь, и это было такое путешествие, которое можно пройти только один раз.
Поэтому, когда Мерсади разговаривает с Локеном в последний раз, я должен признаться, что часть меня думает, что она говорит правду и я буду скучать по этому великому и чудесному зверю истории, когда всё закончится.
— Мне жаль, — сказала она, опередив его. — Прости, но сомневаюсь, что кто-нибудь когда-нибудь узнает твою историю. — Она рассмеялась. — Может это и к лучшему — это хорошая история, но я всегда думала, что вряд ли сумею сделать её былью. Игнаций справился бы лучше. Она прекрасно выглядела бы в стихах. Создание и разрушение мечты существами более великими, чем люди, но более слабыми, чем боги.
Она видела, как он вздрогнул и закашлял. Изо рта показалась кровь. Он сплюнул и покачал головой.
— Поэзия всегда давалась мне тяжело, — сказал он. Он посмотрел на меч, лежавший на палубе между ними.
Прошёл удар сердца. Он не двигался. Меч по-прежнему лежал на металлической платформе.
Мерсади улыбнулась в последний раз.
— Спасибо, старый друг, — сказала она.
И упала в сияние плазменного узла.
Яростный вой ворвался в её голову, когда подобное ночи присутствие вернулось в её душу.
Она падала, и голоса из её прошлого говорили в последний раз.
— Как я понимаю, у тебя имеется история... Я бы хотела её запомнить и передать следующим поколениям.
— Какая история?
Джон Френч, Ноттингем, октябрь 2018
Галерея[]
